ТАК КТО ЖЕ РАССТРЕЛЯЛ ПАРЛАМЕНТ?
(М. Издательство "Олимп", 2007)


Содержание

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ЭТОЙ КНИГЕ
   
ОТ АВТОРА
 
I. ЛИБО РЕФОРМЫ, ЛИБО ГОЛОД
  Наконец-то Ельцин решился…
  Начало реформ, начало сопротивления
  Конституционная ловушка
  На улицы, на баррикады!
  VI съезд. Первая попытка реванша
  После съезда
  Расставание с госсобственностью
  Главный аграрий - генерал Руцкой
  "Революционеры" наседают
  Полгода реформ позади
   
II. ГАЙДАР ПРИНОСИТСЯ В ЖЕРТВУ
  В ожидании путча
  Геращенко торпедирует реформу
  Битва за ваучер
  В преддверии VII съезда
  VII съезд. Свержение Гайдара
  Премьер Черномырдин
   
III. СТРАСТИ ПО РЕФЕРЕНДУМУ
  Конец перемирия
  Плебисцит или конституционное соглашение?
  VIII съезд. Соглашение разорвано, референдум отменен
  "Особый порядок управления"
  IX съезд. Ельцин на эшафоте
  "Чемоданы" Руцкого
  Народ сказал "да"
  Что дальше?
IV. В ПРЕДДВЕРИИ МЯТЕЖА
  Кровавый праздник
  Приватизация становится необратимой
  Конституционная морока
  Отставка Баранникова
  Покупают сторонников
  Бюджетная диверсия
  В канун мятежа
  Последние мосты сожжены
   
V. МЯТЕЖ
  Указ № 1400
  Осада Белого дома
  Последние попытки уладить дело миром
  Бессмысленный и беспощадный
  Финал трагедии
  Горькая победа
   
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ТАК КТО ЖЕ "РАССТРЕЛЯЛ ПАРЛАМЕНТ"?

 

 
  НАЧАЛО РЕФОРМ, НАЧАЛО СОПРОТИВЛЕНИЯ


"Ученые мальчики в розовых штанишках"

Сопротивление гайдаровским реформам стало разворачиваться, причем сразу весьма заметно, когда сами эти реформы еще и не начались, а только готовились. Точкой отсчета можно считать выступление вице-президента Александра Руцкого во время его поездки по оборонным предприятиям Сибири в начале декабря 1991 года. Как раз в ходе того турне, обрушившись на новое, лишь недавно сформированное правительство, он прилепил к нему нелепое словосочетание "ученые мальчики в розовых штанишках". После оно на все лады бесчисленное число раз повторялось "доброжелателями" команды Гайдара.
Вообще-то, напомню, правительство возглавлял не Гайдар, а непосредственный начальник Руцкого - президент Борис Ельцин, можно было бы и поостеречься в выражениях. Но нет, не поостерегся. Очень уж хотелось поскорее заявить о себе как о центральной фигуре во власти, как об истинном защитнике народных интересов, в общем - перехватить политическую инициативу. Так что, повторяю, атаки на реформы начались еще до того, как начались сами реформы. Одновременно началось предательство Руцкого по отношению к Ельцину, который поверил ему, сделал его своим заместителем на высоком государственном посту.
Несколько позже, 18 декабря, в "Независимой газете" Руцкой вновь подверг правительство резкой критике: оно и такое, и сякое, и неуправляемое, и дезорганизованное, не знающее, куда, к какой цели оно идет. Уже тогда Руцкой выступил против либерализации цен, еще только готовившейся, заявив, что, если она не будет отменена, он, Руцкой, уйдет в отставку.


Кто такой Руцкой

Если бы полковник Руцкой, окончив в 1990-м, сорока трех лет, Академию Генерального штаба, продолжал военную службу и спокойно обустраивал свою дальнейшую военно-воздушную карьеру, он, без сомнения, добился бы высоких чинов, а уйдя в отставку, остался бы в истории по крайней мере, военной, как герой-летчик. Основное геройство Руцкой проявил в Афганистане. Не Покрышкин, конечно, и не Кожедуб не сбил ни одного самолета противника (таковых просто не было), зато его самого сбивали. Дважды. В первый раз афганские моджахеды огнем с земли, во второй пакистанские F-16: то ли он по ошибке залетел на соседнюю с Афганистаном территорию, то ли тамошние летчики ненароком перескочили через границу. Так или иначе, по-видимому, на его счастье, Руцкой в конце концов оказался в плену не у афганцев, а у пакистанцев. Афганцы с ним долго не церемонились бы. Пакистанцы же вполне гуманно обменяли советского полковника на своего шпиона, пойманного в СССР. В общем герой. И к тому же счастливчик, без больших потерь выскочивший из таких переделок.
После этого и отдохнуть бы можно. Однако неуемная, вулканическая энергия Руцкого требовала нового выхода. Бывший летчик решил стать политиком. Такое время тогда было: многие меняли свою прежнюю профессию на эту, беспокойную и опасную.
Естественно, на первых порах афганское геройство Руцкого оказалось тут для него мощным подспорьем. Одна за другой перед ним открывались все двери. Народный депутат РСФСР, член Верховного Совета, затем член Президиума ВС, председатель одного из комитетов... Параллельно член ЦК Компартии РСФСР... Но и это не стало пределом. В мае 1991-го бывший афганский ас получает предложение Ельцина составить ему пару на выборах: он, Ельцин, идет в президенты, Руцкой в вице-президенты.
Такое предложение было неожиданным для многих. Борис Николаевич сделал его в последний день, когда это еще было возможно. Видимо, будущий президент не без колебаний остановил свой выбор именно на Руцком: назывались и другие кандидатуры, которые он вроде бы рассматривал: Шахрай, Старовойтова, Бурбулис, Волкогонов, Бакатин, Собчак. Но все это были люди в общем-то из одного с Ельциным лагеря, а ему хотелось расширить круг своих избирателей. Так что выбор пал на Руцкого: Герой Советского Союза, ставший к тому времени заметной фигурой в коммунистической тусовке, однако при этом вроде бы решивший начать дрейф в сторону демократии (основал в Верховном Совете то ли группу, то ли фракцию "Коммунисты за демократию) это как раз должно было привлечь к их тандему тех избирателей, которые не стали бы голосовать за одного Ельцина. Особенно полковник нравился женскому электорату: этакий рубаха-парень с роскошными усами, бравый современный гусар (правда, в народе закрепилось и другое прозвище гусара "Сапог с усами").
В августе 1991-го Руцкой совершил новые подвиги: стал одним из руководителей обороны Белого дома (правда, профессионалы потом говорили, что эта оборона была организована довольно слабо), вместе с другими сторонниками Ельцина летал в Форос освобождать Горбачева и арестовывать гэкачепистов... За эти подвиги президент присвоил ему звание генерал-майора.
Став высокопоставленным государственным деятелем, генерал, однако, так и не сумел переключиться с армейского, можно даже сказать солдафонского, образа мышления и действий на гражданский, демократическо-интеллигентный, хотя такая перестройка в нем вроде бы и началась (говорят, в 1989-м, когда умер Андрей Дмитриевич Сахаров, Руцкой так прокомментировал это событие: "Еще один демократ отбросил копыта", а спустя пару лет говорил об этом выдающемся деятеле совсем по-другому: "Перед Сахаровым я преклоняюсь это нравственно могучий человек... Мы, афганцы, не забудем, что он единственный, кто поднял голос против войны, на которую нас послали"). Следуя военной привычке, бывший полковник по-прежнему бросался в бой, не особенно соразмеряя свои силы с силами противника, пытался ошеломить его внезапной атакой, заставить быстро выкинуть белый флаг. Так, осенью 1991 года он почти ввел в Чечено-Ингушетии чрезвычайное положение, не хватило малого. Так что чеченская война чуть было не началась уже тогда. Во время грузино-осетинского конфликта Руцкой звонил Шеварднадзе и грозил, что "поднимет в воздух эскадрильи", будет бомбить грузинские города. Предъявил ультиматум председателю латвийского Верховного Совета Анатолию Горбунову, требуя, чтобы он немедленно освободил бывшего командира рижского ОМОНа Парфенова, хотя тот был задержан в Тюмени при содействии российского МВД. Наконец, генерал взбаламутил, "поставил на уши" и без того неспокойные территории Крым, Приднестровье...
Однако самое забавное, пожалуй, заключалось в том, что вице-президент, бесконечно далекий от проблем экономики, принялся самоуверенно поучать профессиональных правительственных экономистов, как им следует проводить реформы совсем не так, как они задумали (и как это утвердил президент и Съезд): сначала, дескать, надо покончить с госмонополией, далее провести "хотя бы выборочную" приватизацию и только после этого отпустить цены.
Когда же реформы все же пошли не по его сценарию, Руцкой стал их твердым, последовательным противником.
По ходу начавшегося многомесячного противостояния, чувствуя настроения сочувствующей ему толпы, генерал все более поворачивал голову назад в сторону канувшей в небытие советской империи, все чаще призывал вернуться к ней, реанимировать ее.
В заключение, для полноты картины, можно, пожалуй, привести такую исчерпывающую характеристику, данную Руцкому в одной из публикаций того времени:
"Его снедает сразу все: и желание власти, и желание славы, и стремление к значительности. Руцкой один стоит Хасбулатова, Бабурина, Зюганова и Стерлигова вместе взятых. Единственное, в чем он не может потягаться с кем-то другим, так это в зажигательности речей с Александром Прохановым. Последний вне всякой досягаемости".
Так тактический союз с Руцким на выборах 1991 года обернулся для Ельцина крупнейшим стратегическим промахом. Полковник авиации, не приобретший к моменту своего погружения в политику хоть сколько-нибудь твердых демократических, реформаторских убеждений и устремлений, влекомый одними только честолюбивыми порывами, стал тяжелейшей гирей на шее президента.


Вслед за вице-президентом спикер

Забавная картина ? мы ведь видели: Съезд только что благословил президента и правительство на проведение реформ. Однако уже менее чем через две недели после ельцинского указа о либерализации цен - он начал действовать со 2 января - депутатские вожди и их единомышленники вслед за Руцким выступили с нападками на действия кабинета. Так, спикер ВС Руслан Хасбулатов "отметился" 13 января, заявив на встрече с делегацией итальянского сената, что Верховному Совету России следует "или предложить президенту сменить практически недееспособное правительство России, или, в соответствии с конституционным правом, самому сменить это правительство". Нападки на кабинет спикер продолжил на заседании президиума ВС, состоявшемся в тот же день. "Создается очень безрадостное отношение к правительственной политике, - сказал Хасбулатов. - И какие-то выводы в организационном плане, безусловно, надо будет делать".
Вот так, ни больше, ни меньше: правительство только начало работать - и оно уже "практически недееспособное", в отношении него пора делать оргвыводы, то есть попросту менять.
Вроде бы ничего нет удивительного, если руководитель парламента в чем-то не согласен с правительством, критикует его действия, требует откорректировать те или иные принимаемые правительством меры. Поражало другое - агрессивность, яростная непримиримость, с которыми Хасбулатов обрушился на кабинет Гайдара (должен при этом еще раз заметить, что слова "кабинет Гайдара" я, как и многие, употребляю условно: вновь напомню - формально председателем правительства в ту пору был Ельцин, а Гайдар - всего лишь вице-премьером; в апреле он стал первым "вице", а с 15 июня - исполняющим обязанности премьера).
Поражаешься, как они торопились заявить о себе как о противниках начатых реформ. Хотя бы, приличия ради, выждали бы какое-то время, посмотрели, что из этих реформ получится, дали бы другим посмотреть. Нет, невтерпеж было…
Эти два деятеля - Руцкой и Хасбулатов - и стали главными фигурами многомесячной борьбы консервативных сил с реформами Ельцина - Гайдара. Впрочем, точнее будет поменять этих двоих местами - на первое место поставить Хасбулатова, а уж на второе - Руцкого: все-таки спикер ВС сыграл тут более значительную и зловещую роль.
В ответ на демарш Хасбулатова последовали не менее резкие штыковые уколы со стороны членов правительства. Вице-премьер Сергей Шахрай назвал выступления спикера "по меньшей мере безответственными", а первый вице-премьер Геннадий Бурбулис охарактеризовал Верховный Совет как "оплот тоталитарной системы". Из этого видно: хотя атака на правительство и началась вроде бы неожиданно, на пустом месте, она не застала его врасплох; вскидывать руки вверх, отступать после первых же вероломных ударов, ударов в спину никто там не собирался. Нетрудно было догадаться: эта твердая позиция обусловлена прежде всего поддержкой со стороны Ельцина; пока она, эта поддержка, сохранится, все будет нормально.
Оставалось молиться: только бы президент не дрогнул, не попятился назад.

Кто такой Хасбулатов

Хасбулатову, одному из наиболее приметных деятелей тех дней, в ту пору было пятьдесят. Окончил юрфак МГУ, однако затем почему-то из юристов переметнулся в иную сферу поступил в аспирантуру экономического факультета. Постепенно влился в огромную армию советских ученых-экономистов: аспирант, доцент, профессор, завкафедрой. Как известно, вышеупомянутая армия год за годом производила бесчисленное количество научных трудов статей, отчетов, монографий, диссертаций. Однако при всем их изобилии и научном глубокомыслии большинство этих произведений оказалось совершенно бесполезно на том социально-экономическом переломе, который пережила Россия в конце восьмидесятых начале девяностых.
По-видимому, стараясь приобрести известность, Хасбулатов, еще не ставший госдеятелем, активизирует свою работу публициста, старается донести собственные идеи до широких народных масс, ходит (как говорят, с неизменной бутылкой грозненского коньяка) по газетным и журнальным редакциям, стараясь пристроить свои произведения. Однако неблагодарные (в смысле коньяка) журналисты нередко бросают в его удаляющуюся спину обидное слово "графоман".
В конце концов Хасбулатов решает прервать свою вроде бы вполне успешную (по всем формальным признакам) научную карьеру и, как многие тогда, посвятить себя политике. На этой новой для него стезе он пережил настоящий взлет (не знаю, ожидал ли он сам его). В 1990-м грозненские соплеменники выдвинули его народным депутатом РСФСР. Как депутат (впрочем, и несколько ранее) он показал себя деятелем вроде бы демократической ориентации, преданным сторонником Ельцина. По этой причине, а также по причине принадлежности Хасбулатова к так называемому нацменьшинству Ельцин приблизил его к себе, добился избрания своим первым заместителем на посту председателя Верховного Совета РСФСР. Видимо, сказалась советская номенклатурная привычка вводить в руководство того или иного руководящего органа непременного "национала": мы ведь многонациональная страна, да и вообще великие интернационалисты. Так, в течение считанных месяцев, Хасбулатов совершил мощный скачок: из вполне заурядного советского профессора, разоблачавшего в своих трудах "неправильную" западную экономику (именно в этой области он считался специалистом), превратился во второе лицо высшего органа законодательной власти огромной страны. В следующем, 1991 году, опять-таки при решающей поддержке Ельцина, избранного к тому времени президентом, профессор экономики стал в упомянутом органе уже первым лицом занял (правда, не без труда) освободившееся ельцинское место председателя ВС, сделался вполне самостоятельной политической фигурой, способной на равных конкурировать со своим бывшим протеже, не говоря уже о разнообразных нижестоящих деятелях.
Кого же приобрело в лице спикера Хасбулатова наше несчастное отечество, только-только начавшее оправляться после семидесятилетнего коммунистического ига? Вот некоторые характеристики, которые давались ему в то время в печати.
Характеристика "объективная":
"Хасбулатов не относится к политикам-трибунам. Внешне его отличает манера некоторой медлительности и профессорской назидательности. Вместе с тем поведение спикера в критических ситуациях, если это необходимо взрывчато и властно... Умение упорно выдерживать ранее намеченный курс борьбы отличают в нем политика восточного типа, ориентированного на неуклонное достижение поставленной цели и очень меткие, без большой шумихи и зрительных эффектов, тактические операции. Это мастер политической интриги".
Оценки менее благостные:
"Чистой воды аппаратный лидер, гениальный манипулятор, прирожденный эквилибрист, балансирующий на вершине шатающейся пирамиды парламентской власти"... "Спикер, по сути дела, всего лишь один из тысячи депутатов, ничем не хуже и не лучше всех остальных. Главой законодательной власти он стал благодаря особому таланту таланту психолога, уникальной способности бесцеремонно и безнаказанно манипулировать депутатами..."... "Он незаурядная личность. Жаль только, что его энергия направлена не на мирные цели. Такого человека в плане интриг еще поискать надо"...
Как видим, главное качество Хасбулатова, подмеченное еще тогда разными людьми, мастер политической интриги. Позднее, наблюдая за его деятельностью на посту спикера, многие поднимут Хасбулатова еще выше произведут из мастеров в гроссмейстеры.
И опять мы видим тут роковой "кадровый промах Ельцина (собственно говоря, по времени он случился раньше, чем аналогичный промах с Руцким): подбирая себе заместителя в Верховном Совете в основном по внешним признакам (профессор-экономист, представитель "малого" народа, произносящий в общем-то правильные демократические слова), Борис Николаевич и в этом случае не сумел заглянуть в этого человека поглубже.
Впрочем, так ли это легко проникнуть в глубь человеческой души? Как известно, чужая душа потемки.


"Либерализация цен не наполнила прилавки"

Первой атаке спикера на правительство, предпринятой 13 января 1992 года, предшествовала его двухдневная поездка в Рязанскую область. Вроде бы именно она и настроила его на столь агрессивный лад. Собственно говоря, уже 11-го числа, непосредственно по итогам этой поездки, он сделал первые разносные антиправительственные заявления - в частности, констатировал, что начатая кабинетом либерализация цен "не решила проблем пустых прилавков". Для этого надо было ехать за несколько сот километров? Все, что Хасбулатов узнал в Рязанской области, он мог бы узнать, пройдясь по московским магазинам вблизи Белого дома: да, прилавки по-прежнему пусты. Вообще, удивительное дело: профессор экономики пускается в рассуждения о неэффективности такой меры, как либерализация цен, спустя всего лишь несколько дней после того, как она начата. Рассуждения, простительные для обывателя, но не для ученого мужа.
За этим и последовало: "недееспособное правительство", его пора менять и т.д.
Разумеется, выступления спикера не были проявлением обычных разногласий между различными госдеятелями, - это было объявление войны, войны на уничтожение.
С точки зрения политического расчета, тут все понятно. Начавшиеся либеральные реформы, связанный с ними резкий подскок цен, проблемы с зарплатами, пенсиями, пособиями, сбережениями неизбежно должны были вызвать массовое недовольство населения. Воспользоваться этим недовольством, возглавить толпы протестующих (которые, как ожидалось, вскорости появятся), оседлать волну этого недовольства и протеста, въехать на ней во власть тогда захотели многие. В общем-то, это азбука политики - уловить какое-то мощное социальное движение и действовать в его русле, опираясь на его поддержку. Другой вопрос, какое это движение. Способствует ли оно поступательному развитию страны или направлено против него. Но такой вопрос волнует далеко не всякого.
Что касается Хасбулатова, уверен, им с самого начала и до конца двигало прежде всего безграничное честолюбие и властолюбие. Высокий пост, на котором он оказался (в первую очередь, повторяю, благодаря мощной поддержке Ельцина), безнадежно устаревшая, принятая еще в достославные брежневские времена, совсем в другой стране Конституция, открывали перед ним безграничные возможности для восхождения на самую вершину власти. Грех было ими не воспользоваться.
Что же касается интересов страны, интересов народа, - ну кто же из этих политиканов, прилежных учеников Макиавелли, беспокоится о таких пустяках. Это для людей совсем иного склада, старомодно-совестливых, - коих впору заносить в Красную книгу.


Кое-что о личных мотивах

Конечно, можно было бы затевать драку и не с такой яростью, не с такой прытью, как ее затеял Хасбулатов, - постепенно раскручивать маховик, не торопясь, наращивать его обороты. С тактической точки зрения, так оно, наверное, было бы выигрышней. Но у спикера были еще свои, личные счеты с Гайдаром. Да и не только с ним. Вспоминается подобная же неадекватность, с какой Хасбулатов осенью 1991-го обрушился на Явлинского, выдвинувшего свою очередную экономическую программу. Председателя парламента просто трясло при упоминании одного только имени этого экономиста. Точно так же чуть позднее его трясло при упоминании имени Гайдара.
Подобную реакцию трудно объяснить, если не принять во внимание, что Хасбулатов, как уже говорилось, сам экономист, научный работник, профессор, доктор наук. А незадолго перед тем на внеочередных выборах в Академию наук стал еще и членом-корреспондентом. Я не стану утверждать, что его избрали, учитывая не столько его научные достижения, сколько занимаемый им высокий государственный пост, хотя это вполне в традициях российской академии, - вспомним, как холопствующие академики избирали в свои ряды Сталина, Молотова, Вышинского и других пролетарских вождей. Допускаю, что Хасбулатов действительно "тянул" на членкора (хотя в таком случае непонятно, почему его не сделали таковым на предыдущих, очередных, выборах, когда Хасбулатов еще не был председателем ВС: те, очередные, состоялись не намного раньше внеочередных). Как бы то ни было, факт остается фактом - член-корреспондент. Так вот, если учесть это обстоятельство, а также то, что и Явлинский, и Гайдар - тоже научные работники, только академическим рангом пониже, ярость, с какой Хасбулатов обрушился на правительство и на его реформы, становится - по крайней мере отчасти - психологически понятна. В нашей академии умнее члена-корреспондента полагается быть только академику, умнее академика - академику-секретарю соответствующего отделения, умнее академика-секретаря - вице-президенту, умнее вице-президента - естественно, только президенту академии. Ну, а разные там доктора и кандидаты, эсэнэсы и эмэнэсы - это так, одушевленный фон, на котором вершат свои подвиги академические олимпийцы, небожители.
Ну, кто для Хасбулатова были все эти Явлинские, Гайдары, Бурбулисы, Шохины! Именно такая вот не различимая глазом институтская мелочь. А туда же лезут! Умничают! Не почитают старших.
Между тем, если уж говорить о научных авторитетах серьезно, Гайдара и его реформы поддержали люди, обладающие наивысшим авторитетом в мировой науке. Тут достаточно сослаться хотя бы на такого выдающегося ученого, как американский экономист русского происхождения, лауреат Нобелевской премии Василий Леонтьев. Уже тогда, когда реформы еще только задумывались, он призвал к скорейшему и всеобъемлющему их воплощению в жизнь. Своим весомым словом он подтвердил, что вырваться за пределы "королевства кривых экономических зеркал", какое являла собой экономика советского образца, можно лишь через полноценную либерализацию цен и широкомасштабную приватизацию.
Что касается Хасбулатова, как потом выяснилось, он, ко всему прочему, еще и сам претендовал на пост главы правительства. Это тоже, по-видимому, было одной из причин патологической ненависти спикера ВС к Гайдару.
Если же отвлечься от политических и академических интриг, дрязг и склок, перенесенных на почву государственной деятельности, попытаемся ответить серьезно, - ну какое самое наикомпетентное и наиквалифицированное правительство способно было в мгновение ока вытащить Россию из той непролазной дыры, из того непроходимого болота, куда ее загнали коммунистические правители за десятилетия своего бездарного правления? Эти непролазность и непроходимость были многократно усилены в последние годы перед реформами, когда велись бесконечные обсуждения, какими именно эти реформы должны быть. Разговоры, разговоры, разговоры… Слова, слова, слова… А страна все ближе и ближе к пропасти - к экономическому коллапсу, к голоду и гражданской войне.


На пороге коллапса

Позже в разговоре со мной Гайдар признался, что самое тягостное его ощущение от конца 1991 года - пустые магазинные прилавки, нескончаемые мрачные очереди буквально за всем и - общее ожидание неминуемой катастрофы.
То же самое, почти слово в слово он напишет в своей книге "Дни поражений и побед" (впрочем, он это повторит не раз):
"Декабрьская Москва 1991 года - одно из самых тяжелых моих воспоминаний. Мрачные, даже без привычных склок и скандалов, очереди. Девственно пустые магазины. Женщины, мечущиеся в поисках хоть каких-нибудь продуктов… Всеобщее ожидание катастрофы. Когда, даже сегодня еще (книга вышла в 1996-м в издательстве "Вагриус". - О.М.) меня продолжают обвинять в безнравственной и безжалостной политике, больно ударившей по карману трудящихся, в жестких мерах, приведших к обесцениванию и без того "пустых" вкладов в сберкассах, на память мне всякий раз приходит эта страшная картина зимней Москвы. И я убежден, что делом самой высокой нравственности в тот момент было спасение людей от голода и холода".
(Кстати, аналогичные "светлые воспоминания" о тех днях сохранились и у другого лидера реформ - Анатолия Чубайса.
- Помню, в ноябре 1991 года, перед отъездом из Ленинграда, - рассказывал он в одном из телеинтервью, - зашел в универсам, обычный ленинградский универсам... И как сейчас помню, там продавался всего один товар, под названием "гнилая свекла", ящик с которой стоял посреди универсама.
По-видимому, и для Чубайса эти воспоминания стали одним из самых мощных стимулов, подвигнувших его на энергичную реформаторскую деятельность).
Такие тягостные впечатления в ту пору были у большинства людей, заходивших в советские магазины. Но вот уже не впечатление, а бесстрастное, объективное свидетельство ? выдержки из справки, полученной правительством, о положении в стране и отдельных регионах на середину ноября 1991 года:
"Продажа мясопродуктов, масла животного, масла растительного, крупы, макаронных изделий, сахара, соли, спичек, табачных изделий, алкогольных напитков, мыла хозяйственного, туалетного и других и других производится, в основном, по талонам…
Отпуск хлеба и хлебобулочных изделий ограничен, реализация молокопродуктов - по мере их поступления - при наличии больших очередей и ограниченного времени торговли.
Архангельская область. Мясопродукты… реализуются из расчета 0,5 кг на человека в месяц… Молоко имеется в продаже не более часа. Масло животное продается по талонам из расчета 200 г на человека в месяц. Талоны не обеспечены ресурсами… Мукой в рознице не торгуют, она поступает только для хлебопечения. До конца года недостаток фондов на муку 5 тыс. тонн. Хлебом торгуют с перебоями. Сахар отпускают по 1 кг в месяц на человека, талоны на него из-за недогруза заводов Украины с июня не отовариваются.
Нижегородская область. Мясопродуктами торгуют по талонам, на декабрь не хватает ресурсов. Молоком торгуют в течение часа. Масло животное реализуется по талонам - 200 г на человека в месяц. Не хватает ресурсов. Растительное масло в продаже отсутствует… С перебоями торгуют хлебом, не хватает зерна на хлебопечение…
Пермская область. На декабрь выдано талонов на масло животное по 200 г на человека, но ресурсов под них нет… Растительного масла в продаже нет… Сахар отсутствует в продаже… Хлебом торгуют с перебоями, при наличии больших очередей. Не хватает муки на хлебопечение".
И так везде. Пустые прилавки. Бесконечные очереди. За всем… Талоны, на которые в действительности ничего купить нельзя. Забавно сейчас слышать утверждения, что до Гайдара мы жили чуть ли не в раю…
До беспрецедентно низкой отметки - 289, 6 тонн - сократился золотой запас (для сравнения: трижды проклятое царское правительство в тяжелейшей ситуации войны оставило своему преемнику - Временному правительству - 1300 тонн золота). Этих крох уже не хватало на покрытие самых неотложных потребностей страны.
Столь же катастрофичным было положение с валютными резервами. Из справки, предоставленной правительству Внешэкономбанком:
"В связи с крайним обострением платежной ситуации страна в течение года неоднократно оказывалась на грани неплатежеспособности ввиду недостатка ликвидных ресурсов в свободно конвертируемой валюте, о чем неоднократно докладывалось руководству страны.
В конце октября 1991 года ликвидные ресурсы были полностью исчерпаны, в связи с чем Внешэкономбанк СССР был вынужден приостановить все платежи за границу, за исключением платежей по обслуживанию внешнего долга…
…К концу второй декады ноября ликвидных валютных ресурсов ожидается недостаточно даже для выполнения безусловных обязательств государства, и страна может быть объявлена неплатежеспособной".
В справке также говорилось, что в связи с недостатком валюты банк, среди прочих источников, использовал находившиеся на его счетах "средства валютных фондов предприятий, организаций, республик и местных органов власти". Почему-то умалчивалось, что использовались еще и деньги простых граждан.
Егор Гайдар:
"Итак, последний год своего правления коммунисты закончили тем самым, с чего начали 74 года назад, - реквизицией валютных счетов предприятий, организаций и граждан, хранившихся во Внешэкономбанке.
В общем, нет ни хлеба, ни золота. И нет возможности платить по кредитам. А новых ждать неоткуда. Потрясающим сюрпризом для меня это не явилось, и все же до прихода в правительство оставались какие-то иллюзии, надежды, что, может, дела чуть лучше, чем кажется, что есть тайные, подкожные резервы. Но нет, ничего нет!
Знаете, как бывает, когда видишь кошмарный сон? Конечно, страшно, но где-то в подсознании теплится надежда: ничего, стоит сделать усилие, проснуться, и ужасы исчезнут… А здесь делаешь это чертово усилие, открываешь глаза, а кошмар - вот он, рядом".
Так обстояло дело с "волюнтаристским", не вызванным будто бы объективной необходимостью желанием Гайдара начать либеральные реформы - такие обвинения до сих пор шлют в его адрес. На самом деле только они, эти реформы, и могли спасти страну. Других путей спасения не просматривалось…
Наконец, еще одно обвинение, адресуемое Гайдару: дескать, начав реформы, он делал все не так, очень старался, чтобы они легли тяжелым бременем на простых людей. Разумеется, ошибки были и у Гайдара (а кто их не делает?). Однако в действительности реформы пошли не так, как хотелось бы, совсем по другим причинам. Сказались, во-первых, тяжелейшие начальные условия, о которых уже говорилось. Во-вторых, дал о себе знать краткий - всего несколько месяцев - срок пребывания Гайдара у власти: его отстранили, не дав завершить практически ничего из задуманного. И наконец, в-третьих, решающую роль сыграло дичайшее сопротивление, которую оказали реформам их противники, которые и при Гайдаре, и при следующих премьерах действовали по принципу "Чем хуже - тем лучше!". А реализовывать этот принцип им не составляло труда, поскольку у них было большинство и в Верховном Совете, и на Съезде, и в двух первых Думах, и в местных органах представительной власти…


Разговор с Гайдаром

Приступая к экономической реформе, Гайдар и его коллеги, конечно, предвидели, что на них обрушится ураганный огонь со стороны противников этой реформы. Но одно дело предвидеть, а другое - испытать все это на собственной шкуре в реальности. Сопротивление ведь не ограничивалось критикой тех или иных действий реформаторов - их старались оскорбить, уязвить, унизить, вывести из себя (это и до сих пор продолжается). Напомню: Руцкой назвал членов кабинета "учеными мальчиками в розовых штанишках", Хасбулатов, как уже говорилось, - абсолютно некомпетентным и совершенно недееспособным правительством. Уже в январе - феврале на митингах можно было видеть плакаты: "Народ объегорен, народ обгайдарен".
Где-то в середине февраля, беседуя с Егором Гайдаром (разговор происходил в бывшем здании ЦК на Старой площади, куда в ноябре - декабре переехало правительство, освободив Белый дом для Верховного Совета), я спросил его, стала ли для него неожиданностью такая "базарная" форма критики, задевает ли она его, способен ли он ее выдержать, вообще чувствует ли он в себе достаточно силы и твердости, чтобы не отступить перед этим оголтелым сопротивлением.
- Ощущения твердости у меня вполне достаточно, - ответил Гайдар. - Задевает ли все это меня? Может быть, когда я закончу свои дела на посту вице-премьера и оглянусь на то, что обо мне писали и говорили, мне это будет больно и неприятно. А сейчас груз огромной ответственности, очень жесткие рамки, определяемые текущей работой, не позволяют все это замечать, придавать этому особенное значение. Сейчас я слишком хорошо понимаю масштабы игры, слишком хорошо понимаю, что дело не в личностях, а в интересах, поэтому вся "критика" проходит мимо сознания, по периферии его.
Главный же политический вывод первых полутора месяцев реформы, который сделал для себя Гайдар: наше общество оказалось намного умнее, в нем гораздо больше здравого смысла и понимания, чем это обычно многие себе представляли.
Наверное, это было слишком лестное для общества мнение. Во-первых, что понимать под обществом? Часть его действительно проявила здравомыслие, осознав, что другого пути в будущее нет. Другая же часть сразу подняла панику по поводу возросших цен, "пропавших" денег, которые лежали на сберкнижке… Да и вообще, как показали минувшие годы, обществу предстояло пройти тяжелейшие испытания. Мало кто в состоянии был разобраться в их причинах, а потому все проклятия по привычке обрушивались, повторяю, на голову Гайдара: он, дескать, все затеял. Никто не хотел вспоминать, каким было положение в стране, когда Гайдар стал вице-премьером и о котором уже было сказано выше, - пустые прилавки магазинов, ничего не стоящий рубль, полностью парализованная экономика… Это какая-то особенность человеческой памяти. Она избирательна. Возможно, у наших соотечественников она особенно коротка и прихотлива.
Еще вопрос, который я задал тогда Егору Тимуровичу, - чья поддержка для него особенно ценна, ощущает ли он поддержку Ельцина, нет ли у него предчувствия, что в один прекрасный день президент лишит его такой поддержки, причем не из принципиальных, а из чисто политических, тактических соображений? Ответ Гайдара:
- Пока что самой ценной для нас, лично для меня является именно поддержка президента. Без его поддержки мы просто не могли бы ничего сделать - это надо четко себе представлять. И я не понимаю, почему мы должны думать о людях плохо. Президент показал способность принимать политически очень рискованные решения, брать за них ответственность на себя лично, а не сваливать ее немедленно на своих подчиненных. Я не понимаю, почему мы должны исходить из гипотезы непорядочного поведения президента.
Я возразил, что дело не в порядочности или непорядочности. Шахматист жертвует фигуру, видя, что ее трудно защищать, что она становится в тягость, ухудшает общую позицию. Так оно и произошло потом с Гайдаром. Минуло всего лишь десять месяцев, как Ельцин уступил нажиму депутатов, фактически предоставил им, своим противникам, право выбрать главу правительства (к тому времени Гайдар уже был и.о. премьера). Вместо "ученого мальчика в розовых штанишках" нардепы выбрали "крепкого хозяйственника" Черномырдина.
Была ли эта "жертва ферзя" гроссмейстерским ходом? Думаю, нет. Хотя она и не привела к немедленному проигрышу, но сильно понизила шансы реформаторов. И растянула во времени страдания тех, чья жизнь зависела от успешного проведения реформ. А зависела от этого вся страна.
Уже тогда, к моменту нашей беседы с Гайдаром, стало ясно, что главная фигура в стане контрреформаторов - Хасбулатов. Я поинтересовался, каково мнение Гайдара об этом деятеле как об экономисте. Гайдар ответил уклончиво-дипломатично:
- Я предпочел бы уйти от этого вопроса. Потому что если я скажу, что я оцениваю его высоко, подумают, что я пытаюсь подхалимствовать перед Верховным Советом. Если я скажу, что оцениваю низко, - это будет оскорбительно и неуважительно по отношению к главе высшей законодательной власти. Могу лишь сказать, что статьи Хасбулатова в начале перестройки, без всякого сомнения, были прогрессивными и шли в русле намечавшихся реформ.
Позже, когда Гайдар уже не был в правительстве и над ним не довлела необходимость прибегать к дипломатии, он несколько по-иному отзывался о достоинствах Хасбулатова-экономиста. В частности, рассказывал, как, работая в журнале "Коммунист", отклонял статьи будущего спикера ввиду их банальности.
Наконец, еще один вопрос, который мы тогда обсуждали с Гайдаром, - устоит ли демократическая власть. Уже тогда было видно, что коммуно-патриоты ведут целенаправленную подготовку насильственного свержения тогдашнего российского руководства. Призывы к такому свержению открыто раздавались в печати, на митингах (например, на состоявшемся 9 февраля, незадолго перед нашей беседой, митинге на Манежной площади). Между тем создавалось впечатление, что правительство органически неспособно предпринять хотя бы что-то для предотвращения этой угрозы, защитить себя и Россию, что у него нет элементарного инстинкта самосохранения.
Гайдар возразил, что, по его мнению, правительство способно предотвратить подобные угрозы. Конечно, на нем лежит груз либеральной мягкотелости. Это вполне понятно в нашей стране, с нашей историей, с нашими традициями. Но все-таки, как считал тогда мой собеседник, опыт нас чему-то учит, в том числе и тому, что прекраснодушное либеральничанье в такой острый, критический момент неуместно.
Последующие без малого два года показали, что все-таки демократическая власть вела себя недопустимо беспечно перед угрозами своих врагов. И то, что она не пала, можно считать чудом. Назвать ли это традиционной российской либеральной мягкотелостью? Не уверен. Откуда в России традиции либерализма, хотя бы и в форме либеральной мягкотелости? Возможно, под прекраснодушным либеральничаньем Гайдар подразумевал хрестоматийное либеральничанье Временного правительства в момент хорошо просматривавшейся угрозы большевистского заговора и переворота в 1917 году. Но это в нашей истории скорее исключение, чем традиция. Традиции у нас совсем другие - традиции железной руки, "сильной" руки. Скорее всего, Ельцин не хотел ее проявлять, дабы не быть обвиненным в удушении демократии. А может быть, просто положился на авось. Это тоже наша традиция.
Ярче всего беспечность власти проявилась в сентябре октябре 1993 года. Именно в тот момент из-за этой самой беспечности она едва не пала, пройдя по самому краю пропасти, называемой коммунистическим реваншем.

 
 

 



 

Информация © 2009 Олег Мороз. Все права защищены.
Разработка © 2009 Олег Мороз.
???????@Mail.ru Rambler's Top100